Лисичка-сестричка
Фандом: "Бал вампиров"
Название: Любовь под солнцем
Автор: Танья Шейд
Рейтинг: PG-13
Направление: джен, гет
Размер: миди
Статус: закончен
Персонажи: Альфред/Сара, Герберт/НЖП и другие
Предупреждение: ООС, насилие, НЖП
Жанр: романтика, драма
читать дальшеОтворяя дверь охотничьего домика, Альфред не знал наверняка, что ждет его на этот раз. Возможно, Сара сидит на неприбранной кровати, глядя в одну точку – тогда ему ничего не грозит, можно будет поделиться добычей, проверить, не погас ли огонь в камине, а потом – обнять за плечи, словно пытаясь поделиться своим теплом, которого в нем больше не осталось. Но могло быть и по-другому.
Могло быть и так, что Сара, едва завидев его, бросится ему на шею – и начнет упрекать, что он не сдержал обещания показать ей весь мир. Как будто можно просто так показывать всему миру девицу, у которой настроение меняется каждый час и которая сама наверняка не знает, что ей в следующий раз придет в голову!
Но сегодня Сара встретила его спокойно, приняла добычу и, насытившись, заговорила со странным спокойствием.
- Сколько у тебя осталось денег?
Ну точь-в-точь хозяйка, встречающая вернувшегося с работы мужа.
- Достаточно, - отвечал Альфред. – Профессор доверял мне – а потому мы всегда делили деньги поровну.
- Боюсь, теперь ты вышел из его доверия, - это была не насмешка, скорее, утверждение.
- Я могу его понять, - сказал Альфред, занимаясь тем временем камином. – Не каждый день тебе вцепляется в горло собственный ассистент. Я бы на его месте… ой, прости, Сара.
В ту ночь, когда они бежали из замка Кролока, Альфред не знал, что его любимая уже заражена проклятием вампира. Не знал, что рука, которую он ласкал, миг спустя начнет его душить, а зубы вонзятся ему в горло.
Придя в себя, он понял, что должен обратить профессора. Чем больше вампиров, тем лучше – так они скорее смогут заселить всю Землю. Абронсиус и понять ничего не успел, как Альфред повалил его в снег, почти впиваясь клыками в шею. Почти.
Что остановило его тогда – Альфред понять не мог. В памяти встала картина: он в склепе Кролока, держит в руке осиновый кол, занесенный над Йони. Тогда он тоже почему-то не смог ударить. Возможно, что и к лучшему? Неизвестно, что сделала бы Сара с убийцей отца.
Как далеко успел убежать профессор – этого Альфред не знал, слишком был увлечен тем, что боролся с разъяренной Сарой. Во всяком случае, границу Трансильвании они успели пересечь – значит, те, кто остался в замке, его не догонят. Вот только выдержит ли сердце? Ведь профессор уже немолод. Однако ночь в замке пережил – так что, наверное, будет жить и дальше.
- Альфред, - заговорила Сара, - что теперь с нами будет? Это я, я виновата во всем, что случилось! Он использовал меня, уверял, что любит… Видел бы ты его лицо на этом балу! Смотрел на меня так, как я – на чеснок в детстве! Это называется – жених на свадьбе!
Сара прибавила еще несколько выражений, с которыми Альфред не был знаком по учебникам румынского. А раз так – можно было догадаться, что они значат.
- Тихо, тихо, - он обнял ее, словно желая заслонить от возможной угрозы. – Все осталось позади. Сюда он не придет – если бы собирался, уже давно явился бы.
- Давно? – Сара выглянула в окно, наверное, впервые с той злополучной ночи.
- Март на дворе, - усмехнулся Альфред. – Снег тает, птицы поют, солнце светит. Ты три месяца была словно в беспамятстве.
- Три месяца, - повторила Сара без выражения, затем взгляд ее оживился. – А ты что делал все это время, Альфред?
- А что делать ассистенту профессора? Строил теории, ставил опыты, иногда даже успешно.
- И какие же опыты были успешными?
- Ну… например, ты все это время спала на кровати, а не в гробу. Правда, выглядела при этом в точности как обычный труп – так что трудновато бы нам пришлось, если бы сюда случайно забрел какой-нибудь полицейский. Второе мое открытие касается еды. Да, разумеется, для настоящего вампира свиная кровь не заменит человеческой. Но человека поймать не так просто, а свинина в продаже есть всегда. А потому ты могла питаться трижды в день, сохраняя свой цветущий вид.
- Ты тоже хорошо выглядишь, Альфред. Пожалуй, нам только зеркал не хватает!
- Не хватает, это точно! Разве что мы найдем в Кенигсберге какого-нибудь художника, который напишет нас с натуры. Ты ведь поедешь со мной в Кенигсберг? Тебе ведь больше не хочется перегрызать людям шеи?
Последние слова юноша сказал с опасением, хотя и старался придать им шутливый тон.
- Нет, не хочется, - сказала Сара. – Если я всегда буду сыта – думаю, что и не захочется. Мама в детстве всегда говорила мне, что питаться нужно регулярно – а вампиры Кролока этому правилу совершенно не следуют, вот и страдают всевозможными расстройствами… поведения. Но только вот поехать с тобой в Кенигсберг я не смогу. Ведь моя мама осталась совсем одна – отец присоединился к графу, а меня считают либо мертвой, либо… немертвой. Какая я и есть.
- Магда, твой ход, - напомнил Франц.
Магда только недавно присоединилась к свите графа, причем отнюдь не по своей воле. И теперь Франц считал своим долгом помочь ей привыкнуть к новой жизни. Конечно, было бы лучше делать это, знакомя девушку с порядками и традициями в замке, а не играя с ней в домино. Но от этих порядков и традиций в последнее время мало что осталось, во всяком случае, такое складывалось впечатление. Граф, вместо того чтобы радоваться триумфу, заперся в своей комнате и не выходил оттуда, даже гроб перетащил. Герберт вел себя примерно так же – но у него хотя бы была причина: разбитое сердце. А поскольку начальство самоустранилось от управления, то замок остался в распоряжении свиты.
Вскоре после той ночи Магда поняла, что Йони в обличье вампира мало чем отличается от Йони в обличье человека, а потому только и мечтала, как бы от него избавиться. В этом ей помог Франц, объявив Магду своей невестой, а себя – приемным сыном графа. Это была ложь, но на Йони она подействовала, ведь тот не знал законов немертвых. А возможно, что и разгадал обман – при жизни ведь сам был хитрецом, да только не захотел связываться с вампиром, который старше его лет на сто – а значит, опытней и сильней.
- Я давно сделала ход, - отвечала Магда. – Это ты сегодня рассеянный, Франц. И не только сегодня.
- Прости, - Франц перевел взгляд на свои фишки, но так и не смог сообразить, какой из них следует ходить. – Я все думаю о графе. Он хотел заманить Сару, и ему это удалось. Хотел выпустить ее якобы на волю, чтобы она бросила к его ногам весь мир – и все получилось по его плану. Или он считает, что его дело сделано и теперь можно отдохнуть, запершись на замок от всех нас?
- Ты за него беспокоишься?
- Это не совсем то, о чем ты могла бы подумать, - отвечал Франц, который терпеть не мог, когда его считали подхалимом или любимчиком графа. – Он обратил меня в вампира, то есть подарил мне жизнь в мире немертвых. Поэтому для меня он почти что отец. Но его сын – это Герберт, а я третий лишний. И ничего с этим не поделаешь: сердцу не прикажешь, и это, похоже, относится не только к любви между мужчиной и девушкой.
- Ты ревнуешь? – спросила Магда.
- А какой смысл? Уже привык за сто лет. Зато теперь, если Йони вздумает к тебе полезть, можешь сказать ему, что по нашим древним законам ты почти его дочь. Это точно собьет его с толку.
Оставалось придумать, как им появиться перед Ребеккой, и вот это-то и было самым сложным. Выдать Сару за человека можно в Кенигсберге, но ее родную мать так просто не обманешь. А сказать правду тоже нельзя: как и любой человек, Ребекка видела в вампирах лишь нечистую силу. Обращать же свою мать Сара отказалась наотрез.
Обсуждение плана воссоединения семьи все больше начинало походить на переливание из пустого в порожнее. Однажды, когда беглецы в очередной раз спорили все о тех же деталях, в дверь избушки постучали.
Собственно, ничего странного в этом не было – мало ли какой охотник мог забрести в леса. Но двое вампиров никак не ожидали, что им придется делить свой приют с человеком.
- Войди, если не имеешь дурных помыслов, - произнес наконец Альфред.
Гость оказался молодым парнишкой, смуглым, с густыми черными волосами. Вещевой мешок у него за спиной выглядел внушительно – гораздо внушительнее, чем его владелец.
- Здравствуйте, - незнакомец осмотрелся, пожал руку, протянутую Альфредом. – Простите, что вторгаюсь к вам. Меня зовут Анджей, я путешествую… пешком. Хорошо у вас тут, уютно. А зеркала не найдется, случайно? Я долго был в пути, и хотелось бы как следует привести себя в порядок.
Зеркало имелось в соседней комнате и даже не было занавешено. Альфред с Сарой попросту о нем забыли, ведь вампирам зеркала не нужны. Парнишка же, кажется, был доволен.
По словам Анджея, он остался сиротой и теперь пытался найти родных, которые, по словам умирающего отца, жили где-то в трансильванской деревеньке, названия которой не слышали раньше ни Сара, ни Альфред. Впрочем, кто их упомнит, эти деревеньки?
За окном смеркалось. А это означало, что им предстояла первая ночь в одном доме с человеком.
Но попробуй-ка тут уснуть, когда день наконец кончился и наступила ночь, которая не зря считается порой вампиров! Когда ты чувствуешь, как в теле просыпаются силы, намного превосходящие человеческие, но скрытые при свете солнца. Когда твои глаза видят каждую мелочь, незаметную днем, а уши способны различить, как где-то далеко в лесу шуршит травой мышонок. Альфред вспоминал, как в детстве пытался уснуть накануне поступления в начальную школу, и теперь мог с уверенностью сказать, что в тот раз было гораздо проще.
Чтобы не терять времени даром, они обсуждали способы защиты от врагов, надеясь, что человек их не услышит.
- Защита от вампиров – это чеснок, серебро и распятие, - говорила Сара. – Увы, ты не сможешь ими воспользоваться, но я… Вспомни, моему отцу распятие не причинило вреда, потому что при жизни он был иудеем – как и я. Возможно, и я смогу беспрепятственно держать распятие в руке – а вот Кролок будет его бояться, ведь он-то в своей прошлой жизни был христианином!
- Но будет ли обладать силой распятие в руке иудейки? – усомнился Альфред.
- Я об этом думала, - отвечала Сара. – Но когда распятие висит на стене дома, его при этом не держит ничья рука, а вампиров оно отпугивает. Значит, важна не рука и не религия ее обладателя, а вера, которой придерживался когда-то сам вампир.
- Тогда проведем опыт, - согласился Альфред. – На мне – потому что других подопытных вампиров-христиан у нас нет.
- Франц, вас требует к себе господин Герберт, - доложившая это вампиресса сделала реверанс, хотя никакого почтения к Францу на деле не испытывала. Но когда сообщаешь приказы господ, нужно соблюдать все правила этикета.
Попросив прощения у Магды за прерванную партию, Франц направился в покои графского сына.
Обычно жилище Герберта блистало чистотой, но сейчас убранство комнаты покрывала пыль. Франц поймал себя на мысли, не случилось ли чего-то подобного и с одеждой Герберта, но вряд ли молодой господин мог так запустить собственный внешний вид.
Заслышав скрип двери, Герберт тут же отвернулся от окна, в которое смотрел за миг до этого. Указал Францу на стул, где пыли было поменьше. Здороваться, разумеется, не стал – желать здоровья мертвому уже поздно.
На несколько секунд повисло молчание. Похоже, что Герберт не знал, с чего начать разговор, мялся – хотя обычно так и излучал уверенность в себе. Впрочем, в своих покоях он на три месяца тоже раньше не запирался.
- Это касается моего отца, - проговорил он наконец. – И меня. Я даже не знаю, кого больше.
Франц покорно слушал – перебивать господ слугам не полагалось.
- Похоже, что для отца триумф обернулся поражением, - сказал Герберт. – Это из-за Сары. Ты ведь знаешь, каждый год он выбирает среди людей жертву для очередного бала – невинную душу, которую погружает во тьму. Проблема в том, что он каждый раз надеется полюбить эту невинную девушку, которая, как ему кажется, могла бы спасти его от вечного одиночества. Но каждый раз, когда он погружает клыки в шею жертвы, очарование умирает вместе с человеческой сущностью этой девушки. Отец вновь остается один – и, кажется, потеря чувств к Саре стала для него последней каплей. Запомни: то, что я рассказал тебе – это страшная тайна, от начала и до конца. И я не заговорил бы об этом, если бы… Сейчас я доверю тебе еще одну тайну – на этот раз мою собственную.
Франц не сводил глаз с господина.
- Будь я человеком, я благодарил бы Небо за то, что мне не удалось укусить Альфреда, - Герберт вновь повернулся к окну. – Когда Альфред попал к нам в замок, я тут же потребовал его себе, как ты знаешь. И не подозревал тогда, что влюблюсь по-настоящему. Теперь Альфред сбежал, и я вынужден страдать от безответной любви. А если бы мне удалось тогда то, что я задумал – я сейчас страдал бы от потери собственных чувств. Как отец. Все эти три месяца я пытался понять, что хуже. Но теперь понимаю, что лучше уж потерять Альфреда, чем себя. Похоже, это судьба для всех нас – желать того, чего мы не можем иметь. Франц, да скажи же ты что-нибудь! Я же не давал тебе приказа молчать, в конце концов!
- Я думал, - честно ответил Франц. – Над той тайной, о которой вы мне рассказали. Над обеими тайнами.
- Тебя ведь тоже не миновала судьба всех вампиров, Франц? Ты считаешь графа своим отцом, а он видит в тебе только одного из подданных. Ты никогда не станешь для него членом семьи… Но вот я, наверное, кое-что могу сделать. Иди сюда, мой братишка Франц, я обниму тебя.
Забыв обо всем на свете, мальчишка бросился на шею Герберта, обняв с такой силой, что будь Герберт человеком, ему трудно было бы избежать переломов.
- Отныне мы с тобой на «ты», да? – говорил он, сам едва различая свои слова.
- Всегда на «ты», - подтвердил Герберт. – Только не при отце, разумеется.
Со стороны могло бы показаться, что граф фон Кролок впал в спячку, как поступают вампиры, когда им слишком долго приходится обходиться без еды. Тело его было неподвижным вот уже три месяца, однако ум продолжал работать, хотя глаза почти не замечали окружающего мира.
Почему он не испытывает удовлетворения от триумфа, к которому готовился долгие столетия? Ведь теперь он был властелином мира, а до того, как его подданные расползутся по всей Земле, взяв под контроль людей, тайно подчинят себе их правительства, денежные запасы, саму их жизнь, остались какие-то несколько лет, в крайнем случае – несколько десятилетий. Пустяки для того, кто живет вечно. Но почему-то казалось, что его обманули, подсунув красную краску вместо крови.
Возможно, так и должно быть? Вампиры во многом представляли собой противоположность людям. Людям был отведен день, вампирам – ночь. Святые символы, которые вселяют веру в сердца людей, для вампиров были источником страданий. Даже чеснок, который защищает людей от многих болезней, для вампиров являлся ядом.
Если он и в самом деле был полной противоположностью человеку, это объясняло многое. Тогда его чувства были нормальны, а желание спрятаться от всего мира заменяло радость победы, которую испытывал бы человек. Кролок помнил кое-что из человеческих представлений об аде и демонах. Чем выше положение демона в иерархии ада, чем больше его могущество, тем более велики его мучения. Демоны по своей сути противоположны ангелам, как вампиры противоположны людям. Значит, нужно продолжать и дальше, принять законы того царства, которым он правит. И когда однажды все люди падут перед ним ниц – это должно быть страшно. Возможно, тогда он полностью забудет, что был когда-то человеком? И не сможет любить даже сына? Что же, тогда так тому и быть.
Для эксперимента им пришлось уйти из дома, оставив там Анджея. Незачем мальчишке знать об их сущности.
- Готовься! – крикнула Сара, выбросив вперед руку, сжимающую распятие.
Словно порыв горячего ветра обрушился на Альфреда, сбивая того с ног, ослепительный свет заставлял жмуриться, отворачиваться, казалось, сияние просто сожжет ему глаза.
- Прости, - это голос Сары, знакомый и любимый.
- Не за что, - выдавливает из себя Альфред. – Вот теперь я уверен, что ты сумеешь противостоять Кролоку… более чем успешно.
- Надеюсь, он нам не встретится, - отвечала Сара. – Мы ведь собрались только повидать мою матушку – и уехать навсегда. Пожалуй, ты хорошо это придумал – сказать, что я благополучно спаслась из замка, вскоре стала твоей женой и уехала с тобой в Кенигсберг. Так матушка хотя бы не будет меня оплакивать.
Отложив в сторону сумку, в которой прятала распятие, Сара подошла к Альфреду и, обняв, прижалась к его груди.
А ведь она так до сих пор и не знает, любит ли она Альфреда. При первой встрече он показался ей приятным молодым человеком, она тут же начала строить ему глазки – но больше для того, чтобы спастись от тирании отца. Потом, в ту же ночь, перед ней появился Кролок, и она сразу же купилась на его льстивые речи, забыв об Альфреде. Но Кролок растоптал ее любовь, он лгал ей с самого начала. Альфред удержал ее от убийств невинных людей, от убийства профессора. Он заботился о ней, чтобы Сара не страдала от голода – проклятия всех вампиров. Она благодарна Альфреду, он ее лучший друг, но… любовь ли это? А если бы Альфред начал говорить ей такие слова, как когда-то Кролок? «Ага, и вломился бы к тебе в ванную», - добавила Сара, чтобы прервать поток глупых мыслей. Она не хочет об этом думать.
Оставшись один, Анджей тут же принялся исследовать обиталище этих двух существ, похожих на вампиров и в то же время непохожих. Они не отбрасывали тени, и он ни разу не видел, чтобы они ели. Но в доме у них было зеркало, и напасть на него они не пытались. Никаких гробов в доме обнаружить не удалось.
Если они не пьют крови, не спят в гробах, пользуются зеркалами, но при этом не едят и не отбрасывают тени – кем они могут быть? Дампирами, детьми, которых смертные женщины родили от упырей? Но Анджей не мог поверить, чтобы двое дампиров смогли дожить до взрослого возраста – обычно таких детей убивали при рождении собственные матери.
Анджей вспомнил свой визит к профессору Абронсиусу. Ученый из Кенигсберга оказался приятным собеседником, но не смог рассказать ничего такого, чего Анджей не знал бы раньше. К тому же, Абронсиус очень переживал потерю любимого ученика. Как того звали? Альбрехт, кажется? Или как-то по-другому? Но за все время, пока Анджей жил в доме профессора, имя ученика прозвучало лишь раз или два – словно Абронсиус боялся потревожить память того, кто стал жертвой вампиров.
Стоит ли задерживаться здесь дальше? Эти двое, судя по всему, не представляли опасности – а у него есть свой путь и есть задача, которую надо выполнить.
Ни одна ветка не хрустнула у них под ногами, ни одна травинка не примялась. Ничто не могло бы выдать человеку их присутствия, если бы люди сюда забрели. Но люди предпочитали не покидать деревню без необходимости, а если и покидали – обвешивались гирляндами из чеснока.
Впрочем, они сюда не за людьми пришли. Свиная кровь во многом схожа с человеческой, а кабаны в местных лесах вовсе не собирались переводиться. Отнюдь не все вампиры одобряли такой способ питания, считая его прихотью молодых и неопытных упырей, причиной которой стало отсутствие должного почтения к старшим, поиски острых ощущений и увлечение новомодными романами. При чем тут новомодные романы – Франц понять не мог, особенно если учесть, что во всем замке днем с огнем было не найти чего-нибудь нового. Не считать же новомодными романами сочинения древних греков из библиотеки графа!
Как бы там ни было, но ему с трудом удалось уговорить Герберта прекратить голодовку на почве несчастной любви и отправиться на охоту за кабанами. Похоже, Герберт слишком уважал древние традиции – в этом он пошел в отца. Францу пришлось назвать номер статьи и параграфа, согласно которым древние законы дозволяли вампиру пить кровь животных, если человеческая была недоступна. А она и была недоступна в последние годы - только изредка кому-то из свиты графа удавалось добыть человека, да и того приберегали для бала.
На лес спускались сумерки, но это не мешало двум вампирам – ночью они видели не хуже, чем днем. Возвращаться в замок не хотелось ни Францу, ни Герберту. Может, превратиться в летучих мышей и пуститься наперегонки? Жаль, Магды с ними нет – втроем было бы веселее.
Хруст ветки едва не заставил их вздрогнуть. В лесу был человек. И этого человека Франц встречал здесь отнюдь не впервые за последние месяцы.
Ребекка, в одну ночь потерявшая мужа и дочь, с тех пор взяла привычку бродить в одиночестве, причем в таких местах, куда в здравом уме ни один ее соплеменник не сунется. Впрочем, чесночную гирлянду она не снимала.
Франц искренне сочувствовал этой женщине, но помочь не мог ничем. Сара исчезла бесследно, Йони вряд ли захотел бы вернуться к жене, которую и раньше-то не жаловал. Ребекка унаследовала от мужа принадлежащую Шагалам гостиницу, но, утратив интерес к жизни, совершенно не заботилась ни о постояльцах, ни о прибыли.
- Герберт, - прошептал Франц. – Давай попробуем предложить твоему отцу обратить ее на следующем балу!
- Что? – Герберту показалось, что он ослышался. – Королева бала должна быть молодой и красивой, а Ребекка – старуха!
- Какая разница? – возражал Франц. – Как только твой отец ее укусит, она станет вампиром, а для вампира возраст ничего не значит! По сравнению с тобой или даже со мной она очень даже молода – ей еще семидесяти лет не исполнилось. Ребекка вполне могла бы стать ритуальной жертвой, а еще…
Наверное, надо это сказать – раз уж он начал говорить.
- Герберт, давай на следующем балу обратим Куколя! Он ведь стал служить графу в надежде, что когда-нибудь сможет к нам присоединиться – но граф до сих пор не сделал его одним из нас. Я понимаю, что ему нужен слуга-человек – но ведь условия сделки надо выполнять! В деревне Куколя все равно никто за своего не считает, а мы, значит, тоже не считаем…
- Поговорим об этом потом, - прошептал Герберт. – Все равно все решения принимает отец – а я уверен, что он не согласится. Ни на Ребекку, ни на Куколя.
Но Франц не желал умолкать.
- Ты сам говорил мне, что граф каждый раз надеется влюбиться в девушку, которую избирает королевой бала, и каждый раз разочаровывается, стоит ему укусить свою избранницу. Но если королевой бала станет Ребекка – вряд ли граф захочет в нее влюбиться, а значит, никакого разочарования не будет! Это же выгода со всех сторон, с какой ни посмотри!
- Ладно, видимо, придется так и сделать, - проворчал Герберт, уступая. – Иначе ты обязательно попытаешься уговорить отца выбрать ритуальной жертвой свинью. Чтобы он не страдал от крушения своих надежд, когда не сможет в нее влюбиться.
Когда двое вампиров вернулись в замок, Герберт тут же получил нагоняй – но вовсе не от отца, как можно было бы ожидать.
Стоило графскому сыну оказаться в своих покоях, как на него едва ли не набросилась рыжеволосая девушка, в одной руке у которой была швабра, в другой – ведро с водой.
- Вы посмотрите, сударь, во что вы превратили свою комнату! – говорила она. – Ведь это была единственная чистая комната во всем замке! У вас нет никакого уважения к раритетам, молодой господин!
- Агнешка, да не кипятись ты, - Герберт выглядел смущенным, хотя смущаться простой горничной ему вовсе не полагалось. – Ты же привела все в порядок, взгляни, здесь все так и сияет чистотой. И это всего-то за несколько часов, что меня не было в замке!
- Да, сияет, - отвечала Агнешка. – Благодаря мне, а вовсе не вам, молодой господин. Мало того, что ваш отец сделал меня уборщицей в замке, обитатели которого ненавидят чистоту, так вы еще и лишили меня единственной комнаты, где я могу проявить свои таланты! В общем, либо выделяйте мне собственные покои, где я могла бы убираться, либо оставляйте мне ключ, чтобы я могла войти к вам в любое время ночи и дня, либо больше не ведите себя так!
- Агнешка, а ты ведь не сердишься, - заметил Франц. – Ты просто любишь показывать, что чего-то стоишь, даром что горничная.
- Чего-то стою? – усмехнулась Агнешка. – Рада, Франц, что хотя бы ты так считаешь. Может, мне к тебе на службу пойти? Ты ведь дворянин, в конце концов! Потомок знатного французского рода… не вовремя ставший закуской повелителя.
Расхохотавшись, Агнешка убежала. Франц смотрел ей вслед и думал, что меньше всего на свете она похожа на вампира. Трудно представить себе вампира, у которого все лицо усыпано веснушками.
Вопреки опасениям Герберта, отец не разгневался на него, когда тот рассказал о безумной затее Франца.
- Этого следовало ожидать, - были слова Кролока. – Людям свойственно привязываться к своим семьям, и ничто так не выбивает почву из-под ног у смертного, как потеря близких. Разумеется, Ребекка не может стать королевой ежегодного бала, но она вполне подойдет на роль ритуальной жертвы в праздник Остеры, когда ночь и день становятся равны друг другу. Человек, который потерял вкус к жизни, уже принадлежит мне, даже если сам об этом не подозревает. До Остеры осталось не так много времени, а значит, скоро Ребекка займет свое законное место в мире немертвых… Но что это такое, Герберт?
Граф неотрывно смотрел на пятно крови, которой Герберт все же запачкал одежду во время охоты.
- Только не говори, что это человеческая кровь, Герберт! Уж я сразу отличу по запаху кровь свиньи! Не думал, что мой сын опустится до такого.
- Это я подговорил вашего сына, повелитель! – воскликнул Франц, который до того стоял рядом, опустив взгляд, как и положено слуге. – Старинные законы разрешают вампирам охотиться на животных, если поблизости нет людей! А их все равно что нет, вы же знаете…
- Люди поблизости есть, Франц, - голос Кролока был тихим, но у живого человека от него мурашки забегали бы по коже. – Они пытаются защититься от нас чесноком и распятиями – но они рядом с нами, а значит, это не тот случай, который предусмотрен старинными законами.
Он вновь обратился к сыну.
- Всякую мелочь можно и простить за то, что пренебрегает законами, - почти прошипел он. – Но высший вампир должен быть хранителем традиций. Иначе наш народ окончательно превратится в стадо зверей, для которых существуют лишь инстинкты. Теперь оставь меня и уведи мальчишку.
Оставшись наедине с собой, граф едва удержался, чтобы не ударить с размаху кулаком в стену. Вот уже и Герберт забыл о своей гордости, поддавшись примитивным желаниям. Повелитель вампиров не старился с годами – но это не означало, что когда-нибудь его не проткнет осиновым колом какой-нибудь охотник. Если это случится, сможет ли Герберт занять его место?
Была и еще одна причина, вызвавшая ярость графа, но в ней Кролок не признался бы даже самому себе. «Чем выше положение демона в иерархии ада, тем более велики его мучения». За все приходится платить, Кролок понимал это. И потому никогда не поменялся бы местами с низшим упырем, даже если бы какой-нибудь наглец ему это предложил. Никогда не поменялся бы… Но как же во рту все горит… Если верные рабы смотрят на тебя как на божество – это вовсе не значит, что тебе пить не хочется!
Ребенок неотрывно смотрит на пепелище, которое совсем недавно было домом. И жили в этом доме обычные люди, веселые и трудолюбивые. А теперь этих людей больше нет, и виноваты в этом нечистые твари, называемые вампирами.
По щекам ребенка бегут слезы, но спина остается прямой, а губы шепчут слова клятвы:
- Отец, матушка, вы будете отомщены. Возможно, я погибну, выполняя свою задачу, но и упырей убью столько, сколько смогу. Я вам обещаю.
Затем детская фигурка поворачивается и уходит, не оглянувшись назад.
Воспоминания нахлынули на Анджея, когда он увидел здание, что было когда-то деревенским трактиром. Ему уже приходилось слышать, что этой зимой на селение напал вампир, который соблазнил и погубил дочку трактирщика - но к такой картине он готов не был. Казалось, здание трактира само стало обиталищем упырей. Стены покрывала паутина, а дверь, казалось, вот-вот развалится. Зато, стоило Анджею оказаться внутри, как он едва не задохнулся от запаха чеснока. Все стены были увешаны оберегами, которые, судя по всему, для вдовы трактирщика были гораздо важнее замков.
Вопреки его ожиданиям, в зале было не совсем пусто. За одним из столов расположилась компания пьяниц, для которых, похоже, выпивка была гораздо важнее безопасности.
- Слушай, а ведь это чужак, - проговорил один из них, глянув на Анджея. – Давно их тут не было.
- Глядишь, еще и охотник на вампиров, - добавил другой. – Зимой вон приезжали двое, так трактир с тех пор без хозяина остался. И без его дочки, что самое главное.
- Ты еще служанку забыл, - отвечал первый. – Магда-то хозяина к себе не подпускала при жизни, так он и решил ее после смерти забрать. А началось все с тех двоих чужаков.
Анджей и понять ничего не успел, когда руку ему обожгла боль. Тут же звякнул упавший на пол разделочный нож, который метнул в него пьяный крестьянин.
- Да что вы творите, негодяи! – раздался женский визг. – Я не потерплю такого у себя в трактире! А ну вон отсюда!
Но вошедшие в раж посетители вовсе не собирались слушать хозяйку и явно были готовы прикончить Анджея. Похоже, тут считают, будто чужаки приносят несчастье… А у него все оружие – в вещевом мешке за спиной, да и как он будет протыкать людей осиновыми кольями?
- А ну стойте! – услышал Анджей очень знакомый голос.
На пороге появилась та странная девушка Сара, с которой он расстался несколько дней назад. Сейчас Сара держала в руке распятие, подняв его высоко над собой, и на фоне уже загоревшихся звезд была похожа на ангела, спустившегося с Небес.
- Слушайте каждое мое слово, - заговорила Сара. – Немедленно покиньте этот трактир и не возвращайтесь сюда никогда. Иначе моя кара обрушится на вас, и вы пожалеете, что появились на свет.
Двое выпивох поспешили убраться восвояси, причем через окно, поскольку дверь загораживала Сара. Разумеется, они узнали дочку трактирщика, которая не принадлежала больше к миру живых. А сами они вовсе не горели желанием к ней присоединяться. О том, что немертвым полагается бояться распятия, эти двое в подпитии просто забыли.
- Сара… - из тьмы выступила женская фигура. – Дочка моя… Жива… Войди же, не стой на пороге!
- Матушка, я здесь! – Сара бросилась в объятия Ребекки. – Ты цела, ты меня помнишь…
Пять минут спустя Сара вспомнила, что Альфред все еще стоит на улице, поскольку вампир не может войти в дом без приглашения.
- Матушка, знаешь, со мной мой супруг, - поспешно заговорила она. – Ты с ним немного знакома, это Альфред, который приезжал сюда зимой. Он помог мне бежать из замка, куда меня затащил упырь, и теперь мы будем жить с ним в Кенигсберге. Нет, не с упырем, а с Альфредом, конечно. Прости, что только сейчас удалось к тебе вернуться…
- Так что же ты держишь господина Альфреда за дверью, дочка? – удивилась Ребекка. – Скорее зови его сюда! А я зажгу свечи – сегодня в наш дом вернулась радость!
Похоже, Ребекку и в самом деле ослепила радость от возвращения дочери. Она не замечала, что ее гости не отбрасывают теней, ее не насторожило, что оба отказались от предложенного ей угощения, сказав, что уже ужинали. В результате все угощение досталось Анджею. Рану ему Ребекка перевязала бинтом сразу же, как только закончила обниматься с Сарой.
Тем не менее, Анджей продолжал наблюдать за всем, что творилось вокруг. Он уже знал, что его странные знакомые не отбрасывают тени и не едят, но не мог причислить их к вампирам, поскольку сам видел распятие в руке у Сары. И оберегов, развешанных по стенам, эти двое явно не боялись.
Объяснялось же это очень просто: стремясь обезопасить себя, Ребекка набрала таких редких и мудреных оберегов, что ни Альфред, ни Сара даже значения их не знали, более того – даже не поняли, что перед ними сильнейшие обереги, которых нежити положено бояться.
Тем временем в замке шла подготовка к воплощению плана Франца и Герберта. Вот только никто из них не предполагал, что этот план будет воплощен подобным образом. Не предполагали этого и прочие вампиры, поскольку знали, как их хозяин чтит древние традиции. Сейчас же традиции попирались совершенно безжалостно.
- Мы все знаем, что добыть человека в здешних краях в последние десятилетия стало почти невозможно, - говорил Кролок. – Как только угасает последний луч солнца, люди закрываются в своих домах, где каждое окно завешен чесночной гирляндой, а каждую спальню защищает распятие у изголовья кровати. Но у нас будет шанс, если мы нападем внезапно, когда люди становятся беспечны и самоуверенны. Если мы нападем при свете дня.
Он сделал паузу, но подданные, внимавшие его речи, не осмелились ни словом выразить свое удивление. Только один всхлип раздался в тишине. Взглянув в ту сторону, Кролок узнал одно из своих первых творений – упыря, которого он обратил в первые недели своего посмертного существования. Это и вправду было жалкое существо – похожее скорее на гаргулью, чем на человека, передвигающееся на четвереньках, лишенное дара речи, да еще и трусливое вдобавок. Правду говорят люди – первый блин комом. На глаза другим вампирам упырь старался не попадаться, прятался по углам и закоулкам замка, если только хозяину не было угодно его призвать. Угощение на ежегодном балу этой твари перепадало редко, так что упырь совсем ослабел и вряд ли мог сражаться. А потому Кролок немедленно велел ему убираться, чтобы не мешал собранию. Франц тут же поспешил увести нарушителя дисциплины…
- Да, наши силы убывают с первым лучом солнца, становясь равными человеческим, - продолжал граф. – Но неужели здесь собрались одни трусы, которые боятся вступить в бой с противником, равным им по силе? Неужели для вас ничего не значит эффект внезапности и численное превосходство? Неужели, наконец, здесь нет мужчин, умеющих драться? Тогда могу сказать, что вы достойны презрения.
- Но, повелитель, - раздался нерешительный голос. – А как же наши слабые стороны, которые останутся с нами, дав людям преимущество?
- Какие еще слабые стороны? – Кролок нахмурил брови. – Невозможность войти в дом без приглашения? А зачем это нам, если мы возьмем добычу посреди улицы? Невозможность пересечь текущую воду? А где вы тут поблизости видели реки? Единственное препятствие для нас – это гирлянда чеснока, с которой наша будущая жертва не расстается. Но ее может сдернуть Куколь, пока остальные будут отвлекать внимание. Будут ли возражения? Возможно, кто-то против?
Герберт едва сдержал усмешку. Возражать его отцу в замке не осмеливался никто и никогда.
Наутро Анджей попрощался с хозяйкой трактира и со своими странными спутниками. Нужно было двигаться дальше, чтобы выполнить свою задачу. Он уже убедился в том, что Альфред и Сара не представляют опасности – а значит, можно было отпустить их с миром.
Ребекка вышла проводить гостей. Теперь ее дочка будет в безопасности, ведь Кенигсберг далеко отсюда, и никакие упыри до него не доберутся. Сама же Ребекка не хотела покидать деревню, где прошла почти вся ее жизнь.
Но не все пошло так, как предполагали гости Ребекки. Не успели они толком попрощаться, как Ребекка издала отчаянный крик. Какое-то существо, лишь отдаленно похожее на человека, сбило ее с ног. В следующий миг Ребекка узнала Куколя, чьи руки тянулись к ее шее.
Анджей среагировал мгновенно. Бросившись на горбуна, он вцепился в него намертво. Затем, схватив противника за запястья, одним движением заломил ему руки за спину. Анджей умел драться, иначе его уже давно не было бы в живых – если учесть, какой работой он занимался.
Конечно, Сара не могла не узнать Куколя. Узнала она и остальных врагов, что повыскакивали изо всех углов, окружая их. Не теряя времени даром, девушка вытащила распятие из вещевого мешка. Это заставило врагов попятиться, но тут же распятие у нее из рук выбил противник, подкравшийся сзади. Очень знакомый голос прошептал Саре в ухо:
- А вот это очень нехорошо, девочка. Родного отца нужно слушаться, нужно делать так, как он говорит...
Исходящее от распятия сияние заставило Альфреда упасть на землю, но стоило ему увидеть, как Сара дерется с напавшим на нее Йони Шагалом, как сил у него прибавилось. Во всяком случае, их оказалось достаточно, чтобы оттащить Йони от Сары. Теперь эти двое боролись на земле, превратившись в один клубок.
Очень скоро Анджей понял, что этой битвы им не выиграть. Слишком много было противников, а их – только четверо, причем драться всерьез умел один Анджей. Односельчане Ребекки отнюдь не торопились на помощь. Видимо, слишком привыкли полагаться на чеснок и крепкие ставни – и отвыкли защищать себя сами.
Другого выхода у Анджея не было.
- Оставьте в покое старуху, - сказал он. – Возьмите меня. Вам ведь нужна юная девушка. Эта старуха – женщина, но вовсе не юная. У нее слабое сердце. Откуда вы знаете, что она не умрет прежде, чем ваш повелитель успеет вонзить в нее зубы. Я мужчина, но я молод, и кровь у меня горячая. Чем же я хуже, если в каждом случае выполняется только одно условие?
Герберт отвлекся от холста, на котором пытался изобразить лунный пейзаж, и перевел взгляд на Анджея, которому явно было нечем заняться. Да и вряд ли для Анджея могло найтись занятие в замке вампиров. Кроме разве что одного, которое обязательно стоило бы ему жизни.
Анджей был охотником на вампиров, и это выяснилось в тот же день, как войско отца взяло мальчишку в плен. Но охотники на вампиров появлялись в замке не впервые, а потому, как только Куколь под личным наблюдением Кролока отобрал у юноши все снаряжение, Герберт потребовал себе новую игрушку взамен Альфреда. Нет, он не собирался кусать Анджея, ведь тот должен был стать ритуальной жертвой в ночь Остеры. Если это случится – вампиры одержат новую победу, сделав охотника своим сторонником, послушным рабом графа. Правда, Альфреда и Сару трудно было назвать послушными рабами – но, возможно, это потому, что отец дал им уйти из замка? С Анджеем же никто не станет экспериментировать.
Герберт задержал взгляд на шее юноши. Не может быть, чтобы его до такой степени соблазняла кровь этого парнишки – ведь они с Францем и Магдой совсем недавно совершали вылазку в лес. Правда, у вампира могут быть другие причины желать человеческой крови… Нет, он ведь безответно влюблен в Альфреда. Если бы не Сара с ее крестом, Альфред не ушел бы от него в деревне. Или все же ушел бы? Может быть, внутренняя пустота, которая каждый раз завладевает его отцом после обращения очередной юной девушки – это плата за насилие?
Сын графа не понимал, что с ним творится. Раньше его никогда не беспокоили вопросы морали.
Нет, бессмысленно лгать самому себе. Анджей привлекает его, а он лишен возможности даже сказать ему об этом – парень сразу же запаникует, как Альфред.
- Почему ты не дашь мне уйти? – спросил Анджей.
- Ты знаешь, почему, - отвечал Герберт. – Потому что ты можешь попытаться убить всех нас, стоит тебе получить свободу.
- Это единственная причина?
- Да, - резко ответил Герберт. – Не будь ты охотником – я отпустил бы тебя давным-давно, чтобы ты не маячил у меня перед глазами.
Вот этот заносчивый вампир и выдал себя. Анджей не знал, хорошо это или плохо. Он с первого дня заподозрил, что Герберт к нему неравнодушен. И теперь представить себе не мог, как повернется дело, если Герберт узнает его тайну, о который не подозревал никто из людей и никто из вампиров.
Название: Любовь под солнцем
Автор: Танья Шейд
Рейтинг: PG-13
Направление: джен, гет
Размер: миди
Статус: закончен
Персонажи: Альфред/Сара, Герберт/НЖП и другие
Предупреждение: ООС, насилие, НЖП
Жанр: романтика, драма
читать дальшеОтворяя дверь охотничьего домика, Альфред не знал наверняка, что ждет его на этот раз. Возможно, Сара сидит на неприбранной кровати, глядя в одну точку – тогда ему ничего не грозит, можно будет поделиться добычей, проверить, не погас ли огонь в камине, а потом – обнять за плечи, словно пытаясь поделиться своим теплом, которого в нем больше не осталось. Но могло быть и по-другому.
Могло быть и так, что Сара, едва завидев его, бросится ему на шею – и начнет упрекать, что он не сдержал обещания показать ей весь мир. Как будто можно просто так показывать всему миру девицу, у которой настроение меняется каждый час и которая сама наверняка не знает, что ей в следующий раз придет в голову!
Но сегодня Сара встретила его спокойно, приняла добычу и, насытившись, заговорила со странным спокойствием.
- Сколько у тебя осталось денег?
Ну точь-в-точь хозяйка, встречающая вернувшегося с работы мужа.
- Достаточно, - отвечал Альфред. – Профессор доверял мне – а потому мы всегда делили деньги поровну.
- Боюсь, теперь ты вышел из его доверия, - это была не насмешка, скорее, утверждение.
- Я могу его понять, - сказал Альфред, занимаясь тем временем камином. – Не каждый день тебе вцепляется в горло собственный ассистент. Я бы на его месте… ой, прости, Сара.
В ту ночь, когда они бежали из замка Кролока, Альфред не знал, что его любимая уже заражена проклятием вампира. Не знал, что рука, которую он ласкал, миг спустя начнет его душить, а зубы вонзятся ему в горло.
Придя в себя, он понял, что должен обратить профессора. Чем больше вампиров, тем лучше – так они скорее смогут заселить всю Землю. Абронсиус и понять ничего не успел, как Альфред повалил его в снег, почти впиваясь клыками в шею. Почти.
Что остановило его тогда – Альфред понять не мог. В памяти встала картина: он в склепе Кролока, держит в руке осиновый кол, занесенный над Йони. Тогда он тоже почему-то не смог ударить. Возможно, что и к лучшему? Неизвестно, что сделала бы Сара с убийцей отца.
Как далеко успел убежать профессор – этого Альфред не знал, слишком был увлечен тем, что боролся с разъяренной Сарой. Во всяком случае, границу Трансильвании они успели пересечь – значит, те, кто остался в замке, его не догонят. Вот только выдержит ли сердце? Ведь профессор уже немолод. Однако ночь в замке пережил – так что, наверное, будет жить и дальше.
- Альфред, - заговорила Сара, - что теперь с нами будет? Это я, я виновата во всем, что случилось! Он использовал меня, уверял, что любит… Видел бы ты его лицо на этом балу! Смотрел на меня так, как я – на чеснок в детстве! Это называется – жених на свадьбе!
Сара прибавила еще несколько выражений, с которыми Альфред не был знаком по учебникам румынского. А раз так – можно было догадаться, что они значат.
- Тихо, тихо, - он обнял ее, словно желая заслонить от возможной угрозы. – Все осталось позади. Сюда он не придет – если бы собирался, уже давно явился бы.
- Давно? – Сара выглянула в окно, наверное, впервые с той злополучной ночи.
- Март на дворе, - усмехнулся Альфред. – Снег тает, птицы поют, солнце светит. Ты три месяца была словно в беспамятстве.
- Три месяца, - повторила Сара без выражения, затем взгляд ее оживился. – А ты что делал все это время, Альфред?
- А что делать ассистенту профессора? Строил теории, ставил опыты, иногда даже успешно.
- И какие же опыты были успешными?
- Ну… например, ты все это время спала на кровати, а не в гробу. Правда, выглядела при этом в точности как обычный труп – так что трудновато бы нам пришлось, если бы сюда случайно забрел какой-нибудь полицейский. Второе мое открытие касается еды. Да, разумеется, для настоящего вампира свиная кровь не заменит человеческой. Но человека поймать не так просто, а свинина в продаже есть всегда. А потому ты могла питаться трижды в день, сохраняя свой цветущий вид.
- Ты тоже хорошо выглядишь, Альфред. Пожалуй, нам только зеркал не хватает!
- Не хватает, это точно! Разве что мы найдем в Кенигсберге какого-нибудь художника, который напишет нас с натуры. Ты ведь поедешь со мной в Кенигсберг? Тебе ведь больше не хочется перегрызать людям шеи?
Последние слова юноша сказал с опасением, хотя и старался придать им шутливый тон.
- Нет, не хочется, - сказала Сара. – Если я всегда буду сыта – думаю, что и не захочется. Мама в детстве всегда говорила мне, что питаться нужно регулярно – а вампиры Кролока этому правилу совершенно не следуют, вот и страдают всевозможными расстройствами… поведения. Но только вот поехать с тобой в Кенигсберг я не смогу. Ведь моя мама осталась совсем одна – отец присоединился к графу, а меня считают либо мертвой, либо… немертвой. Какая я и есть.
- Магда, твой ход, - напомнил Франц.
Магда только недавно присоединилась к свите графа, причем отнюдь не по своей воле. И теперь Франц считал своим долгом помочь ей привыкнуть к новой жизни. Конечно, было бы лучше делать это, знакомя девушку с порядками и традициями в замке, а не играя с ней в домино. Но от этих порядков и традиций в последнее время мало что осталось, во всяком случае, такое складывалось впечатление. Граф, вместо того чтобы радоваться триумфу, заперся в своей комнате и не выходил оттуда, даже гроб перетащил. Герберт вел себя примерно так же – но у него хотя бы была причина: разбитое сердце. А поскольку начальство самоустранилось от управления, то замок остался в распоряжении свиты.
Вскоре после той ночи Магда поняла, что Йони в обличье вампира мало чем отличается от Йони в обличье человека, а потому только и мечтала, как бы от него избавиться. В этом ей помог Франц, объявив Магду своей невестой, а себя – приемным сыном графа. Это была ложь, но на Йони она подействовала, ведь тот не знал законов немертвых. А возможно, что и разгадал обман – при жизни ведь сам был хитрецом, да только не захотел связываться с вампиром, который старше его лет на сто – а значит, опытней и сильней.
- Я давно сделала ход, - отвечала Магда. – Это ты сегодня рассеянный, Франц. И не только сегодня.
- Прости, - Франц перевел взгляд на свои фишки, но так и не смог сообразить, какой из них следует ходить. – Я все думаю о графе. Он хотел заманить Сару, и ему это удалось. Хотел выпустить ее якобы на волю, чтобы она бросила к его ногам весь мир – и все получилось по его плану. Или он считает, что его дело сделано и теперь можно отдохнуть, запершись на замок от всех нас?
- Ты за него беспокоишься?
- Это не совсем то, о чем ты могла бы подумать, - отвечал Франц, который терпеть не мог, когда его считали подхалимом или любимчиком графа. – Он обратил меня в вампира, то есть подарил мне жизнь в мире немертвых. Поэтому для меня он почти что отец. Но его сын – это Герберт, а я третий лишний. И ничего с этим не поделаешь: сердцу не прикажешь, и это, похоже, относится не только к любви между мужчиной и девушкой.
- Ты ревнуешь? – спросила Магда.
- А какой смысл? Уже привык за сто лет. Зато теперь, если Йони вздумает к тебе полезть, можешь сказать ему, что по нашим древним законам ты почти его дочь. Это точно собьет его с толку.
Оставалось придумать, как им появиться перед Ребеккой, и вот это-то и было самым сложным. Выдать Сару за человека можно в Кенигсберге, но ее родную мать так просто не обманешь. А сказать правду тоже нельзя: как и любой человек, Ребекка видела в вампирах лишь нечистую силу. Обращать же свою мать Сара отказалась наотрез.
Обсуждение плана воссоединения семьи все больше начинало походить на переливание из пустого в порожнее. Однажды, когда беглецы в очередной раз спорили все о тех же деталях, в дверь избушки постучали.
Собственно, ничего странного в этом не было – мало ли какой охотник мог забрести в леса. Но двое вампиров никак не ожидали, что им придется делить свой приют с человеком.
- Войди, если не имеешь дурных помыслов, - произнес наконец Альфред.
Гость оказался молодым парнишкой, смуглым, с густыми черными волосами. Вещевой мешок у него за спиной выглядел внушительно – гораздо внушительнее, чем его владелец.
- Здравствуйте, - незнакомец осмотрелся, пожал руку, протянутую Альфредом. – Простите, что вторгаюсь к вам. Меня зовут Анджей, я путешествую… пешком. Хорошо у вас тут, уютно. А зеркала не найдется, случайно? Я долго был в пути, и хотелось бы как следует привести себя в порядок.
Зеркало имелось в соседней комнате и даже не было занавешено. Альфред с Сарой попросту о нем забыли, ведь вампирам зеркала не нужны. Парнишка же, кажется, был доволен.
По словам Анджея, он остался сиротой и теперь пытался найти родных, которые, по словам умирающего отца, жили где-то в трансильванской деревеньке, названия которой не слышали раньше ни Сара, ни Альфред. Впрочем, кто их упомнит, эти деревеньки?
За окном смеркалось. А это означало, что им предстояла первая ночь в одном доме с человеком.
Но попробуй-ка тут уснуть, когда день наконец кончился и наступила ночь, которая не зря считается порой вампиров! Когда ты чувствуешь, как в теле просыпаются силы, намного превосходящие человеческие, но скрытые при свете солнца. Когда твои глаза видят каждую мелочь, незаметную днем, а уши способны различить, как где-то далеко в лесу шуршит травой мышонок. Альфред вспоминал, как в детстве пытался уснуть накануне поступления в начальную школу, и теперь мог с уверенностью сказать, что в тот раз было гораздо проще.
Чтобы не терять времени даром, они обсуждали способы защиты от врагов, надеясь, что человек их не услышит.
- Защита от вампиров – это чеснок, серебро и распятие, - говорила Сара. – Увы, ты не сможешь ими воспользоваться, но я… Вспомни, моему отцу распятие не причинило вреда, потому что при жизни он был иудеем – как и я. Возможно, и я смогу беспрепятственно держать распятие в руке – а вот Кролок будет его бояться, ведь он-то в своей прошлой жизни был христианином!
- Но будет ли обладать силой распятие в руке иудейки? – усомнился Альфред.
- Я об этом думала, - отвечала Сара. – Но когда распятие висит на стене дома, его при этом не держит ничья рука, а вампиров оно отпугивает. Значит, важна не рука и не религия ее обладателя, а вера, которой придерживался когда-то сам вампир.
- Тогда проведем опыт, - согласился Альфред. – На мне – потому что других подопытных вампиров-христиан у нас нет.
- Франц, вас требует к себе господин Герберт, - доложившая это вампиресса сделала реверанс, хотя никакого почтения к Францу на деле не испытывала. Но когда сообщаешь приказы господ, нужно соблюдать все правила этикета.
Попросив прощения у Магды за прерванную партию, Франц направился в покои графского сына.
Обычно жилище Герберта блистало чистотой, но сейчас убранство комнаты покрывала пыль. Франц поймал себя на мысли, не случилось ли чего-то подобного и с одеждой Герберта, но вряд ли молодой господин мог так запустить собственный внешний вид.
Заслышав скрип двери, Герберт тут же отвернулся от окна, в которое смотрел за миг до этого. Указал Францу на стул, где пыли было поменьше. Здороваться, разумеется, не стал – желать здоровья мертвому уже поздно.
На несколько секунд повисло молчание. Похоже, что Герберт не знал, с чего начать разговор, мялся – хотя обычно так и излучал уверенность в себе. Впрочем, в своих покоях он на три месяца тоже раньше не запирался.
- Это касается моего отца, - проговорил он наконец. – И меня. Я даже не знаю, кого больше.
Франц покорно слушал – перебивать господ слугам не полагалось.
- Похоже, что для отца триумф обернулся поражением, - сказал Герберт. – Это из-за Сары. Ты ведь знаешь, каждый год он выбирает среди людей жертву для очередного бала – невинную душу, которую погружает во тьму. Проблема в том, что он каждый раз надеется полюбить эту невинную девушку, которая, как ему кажется, могла бы спасти его от вечного одиночества. Но каждый раз, когда он погружает клыки в шею жертвы, очарование умирает вместе с человеческой сущностью этой девушки. Отец вновь остается один – и, кажется, потеря чувств к Саре стала для него последней каплей. Запомни: то, что я рассказал тебе – это страшная тайна, от начала и до конца. И я не заговорил бы об этом, если бы… Сейчас я доверю тебе еще одну тайну – на этот раз мою собственную.
Франц не сводил глаз с господина.
- Будь я человеком, я благодарил бы Небо за то, что мне не удалось укусить Альфреда, - Герберт вновь повернулся к окну. – Когда Альфред попал к нам в замок, я тут же потребовал его себе, как ты знаешь. И не подозревал тогда, что влюблюсь по-настоящему. Теперь Альфред сбежал, и я вынужден страдать от безответной любви. А если бы мне удалось тогда то, что я задумал – я сейчас страдал бы от потери собственных чувств. Как отец. Все эти три месяца я пытался понять, что хуже. Но теперь понимаю, что лучше уж потерять Альфреда, чем себя. Похоже, это судьба для всех нас – желать того, чего мы не можем иметь. Франц, да скажи же ты что-нибудь! Я же не давал тебе приказа молчать, в конце концов!
- Я думал, - честно ответил Франц. – Над той тайной, о которой вы мне рассказали. Над обеими тайнами.
- Тебя ведь тоже не миновала судьба всех вампиров, Франц? Ты считаешь графа своим отцом, а он видит в тебе только одного из подданных. Ты никогда не станешь для него членом семьи… Но вот я, наверное, кое-что могу сделать. Иди сюда, мой братишка Франц, я обниму тебя.
Забыв обо всем на свете, мальчишка бросился на шею Герберта, обняв с такой силой, что будь Герберт человеком, ему трудно было бы избежать переломов.
- Отныне мы с тобой на «ты», да? – говорил он, сам едва различая свои слова.
- Всегда на «ты», - подтвердил Герберт. – Только не при отце, разумеется.
Со стороны могло бы показаться, что граф фон Кролок впал в спячку, как поступают вампиры, когда им слишком долго приходится обходиться без еды. Тело его было неподвижным вот уже три месяца, однако ум продолжал работать, хотя глаза почти не замечали окружающего мира.
Почему он не испытывает удовлетворения от триумфа, к которому готовился долгие столетия? Ведь теперь он был властелином мира, а до того, как его подданные расползутся по всей Земле, взяв под контроль людей, тайно подчинят себе их правительства, денежные запасы, саму их жизнь, остались какие-то несколько лет, в крайнем случае – несколько десятилетий. Пустяки для того, кто живет вечно. Но почему-то казалось, что его обманули, подсунув красную краску вместо крови.
Возможно, так и должно быть? Вампиры во многом представляли собой противоположность людям. Людям был отведен день, вампирам – ночь. Святые символы, которые вселяют веру в сердца людей, для вампиров были источником страданий. Даже чеснок, который защищает людей от многих болезней, для вампиров являлся ядом.
Если он и в самом деле был полной противоположностью человеку, это объясняло многое. Тогда его чувства были нормальны, а желание спрятаться от всего мира заменяло радость победы, которую испытывал бы человек. Кролок помнил кое-что из человеческих представлений об аде и демонах. Чем выше положение демона в иерархии ада, чем больше его могущество, тем более велики его мучения. Демоны по своей сути противоположны ангелам, как вампиры противоположны людям. Значит, нужно продолжать и дальше, принять законы того царства, которым он правит. И когда однажды все люди падут перед ним ниц – это должно быть страшно. Возможно, тогда он полностью забудет, что был когда-то человеком? И не сможет любить даже сына? Что же, тогда так тому и быть.
Для эксперимента им пришлось уйти из дома, оставив там Анджея. Незачем мальчишке знать об их сущности.
- Готовься! – крикнула Сара, выбросив вперед руку, сжимающую распятие.
Словно порыв горячего ветра обрушился на Альфреда, сбивая того с ног, ослепительный свет заставлял жмуриться, отворачиваться, казалось, сияние просто сожжет ему глаза.
- Прости, - это голос Сары, знакомый и любимый.
- Не за что, - выдавливает из себя Альфред. – Вот теперь я уверен, что ты сумеешь противостоять Кролоку… более чем успешно.
- Надеюсь, он нам не встретится, - отвечала Сара. – Мы ведь собрались только повидать мою матушку – и уехать навсегда. Пожалуй, ты хорошо это придумал – сказать, что я благополучно спаслась из замка, вскоре стала твоей женой и уехала с тобой в Кенигсберг. Так матушка хотя бы не будет меня оплакивать.
Отложив в сторону сумку, в которой прятала распятие, Сара подошла к Альфреду и, обняв, прижалась к его груди.
А ведь она так до сих пор и не знает, любит ли она Альфреда. При первой встрече он показался ей приятным молодым человеком, она тут же начала строить ему глазки – но больше для того, чтобы спастись от тирании отца. Потом, в ту же ночь, перед ней появился Кролок, и она сразу же купилась на его льстивые речи, забыв об Альфреде. Но Кролок растоптал ее любовь, он лгал ей с самого начала. Альфред удержал ее от убийств невинных людей, от убийства профессора. Он заботился о ней, чтобы Сара не страдала от голода – проклятия всех вампиров. Она благодарна Альфреду, он ее лучший друг, но… любовь ли это? А если бы Альфред начал говорить ей такие слова, как когда-то Кролок? «Ага, и вломился бы к тебе в ванную», - добавила Сара, чтобы прервать поток глупых мыслей. Она не хочет об этом думать.
Оставшись один, Анджей тут же принялся исследовать обиталище этих двух существ, похожих на вампиров и в то же время непохожих. Они не отбрасывали тени, и он ни разу не видел, чтобы они ели. Но в доме у них было зеркало, и напасть на него они не пытались. Никаких гробов в доме обнаружить не удалось.
Если они не пьют крови, не спят в гробах, пользуются зеркалами, но при этом не едят и не отбрасывают тени – кем они могут быть? Дампирами, детьми, которых смертные женщины родили от упырей? Но Анджей не мог поверить, чтобы двое дампиров смогли дожить до взрослого возраста – обычно таких детей убивали при рождении собственные матери.
Анджей вспомнил свой визит к профессору Абронсиусу. Ученый из Кенигсберга оказался приятным собеседником, но не смог рассказать ничего такого, чего Анджей не знал бы раньше. К тому же, Абронсиус очень переживал потерю любимого ученика. Как того звали? Альбрехт, кажется? Или как-то по-другому? Но за все время, пока Анджей жил в доме профессора, имя ученика прозвучало лишь раз или два – словно Абронсиус боялся потревожить память того, кто стал жертвой вампиров.
Стоит ли задерживаться здесь дальше? Эти двое, судя по всему, не представляли опасности – а у него есть свой путь и есть задача, которую надо выполнить.
Ни одна ветка не хрустнула у них под ногами, ни одна травинка не примялась. Ничто не могло бы выдать человеку их присутствия, если бы люди сюда забрели. Но люди предпочитали не покидать деревню без необходимости, а если и покидали – обвешивались гирляндами из чеснока.
Впрочем, они сюда не за людьми пришли. Свиная кровь во многом схожа с человеческой, а кабаны в местных лесах вовсе не собирались переводиться. Отнюдь не все вампиры одобряли такой способ питания, считая его прихотью молодых и неопытных упырей, причиной которой стало отсутствие должного почтения к старшим, поиски острых ощущений и увлечение новомодными романами. При чем тут новомодные романы – Франц понять не мог, особенно если учесть, что во всем замке днем с огнем было не найти чего-нибудь нового. Не считать же новомодными романами сочинения древних греков из библиотеки графа!
Как бы там ни было, но ему с трудом удалось уговорить Герберта прекратить голодовку на почве несчастной любви и отправиться на охоту за кабанами. Похоже, Герберт слишком уважал древние традиции – в этом он пошел в отца. Францу пришлось назвать номер статьи и параграфа, согласно которым древние законы дозволяли вампиру пить кровь животных, если человеческая была недоступна. А она и была недоступна в последние годы - только изредка кому-то из свиты графа удавалось добыть человека, да и того приберегали для бала.
На лес спускались сумерки, но это не мешало двум вампирам – ночью они видели не хуже, чем днем. Возвращаться в замок не хотелось ни Францу, ни Герберту. Может, превратиться в летучих мышей и пуститься наперегонки? Жаль, Магды с ними нет – втроем было бы веселее.
Хруст ветки едва не заставил их вздрогнуть. В лесу был человек. И этого человека Франц встречал здесь отнюдь не впервые за последние месяцы.
Ребекка, в одну ночь потерявшая мужа и дочь, с тех пор взяла привычку бродить в одиночестве, причем в таких местах, куда в здравом уме ни один ее соплеменник не сунется. Впрочем, чесночную гирлянду она не снимала.
Франц искренне сочувствовал этой женщине, но помочь не мог ничем. Сара исчезла бесследно, Йони вряд ли захотел бы вернуться к жене, которую и раньше-то не жаловал. Ребекка унаследовала от мужа принадлежащую Шагалам гостиницу, но, утратив интерес к жизни, совершенно не заботилась ни о постояльцах, ни о прибыли.
- Герберт, - прошептал Франц. – Давай попробуем предложить твоему отцу обратить ее на следующем балу!
- Что? – Герберту показалось, что он ослышался. – Королева бала должна быть молодой и красивой, а Ребекка – старуха!
- Какая разница? – возражал Франц. – Как только твой отец ее укусит, она станет вампиром, а для вампира возраст ничего не значит! По сравнению с тобой или даже со мной она очень даже молода – ей еще семидесяти лет не исполнилось. Ребекка вполне могла бы стать ритуальной жертвой, а еще…
Наверное, надо это сказать – раз уж он начал говорить.
- Герберт, давай на следующем балу обратим Куколя! Он ведь стал служить графу в надежде, что когда-нибудь сможет к нам присоединиться – но граф до сих пор не сделал его одним из нас. Я понимаю, что ему нужен слуга-человек – но ведь условия сделки надо выполнять! В деревне Куколя все равно никто за своего не считает, а мы, значит, тоже не считаем…
- Поговорим об этом потом, - прошептал Герберт. – Все равно все решения принимает отец – а я уверен, что он не согласится. Ни на Ребекку, ни на Куколя.
Но Франц не желал умолкать.
- Ты сам говорил мне, что граф каждый раз надеется влюбиться в девушку, которую избирает королевой бала, и каждый раз разочаровывается, стоит ему укусить свою избранницу. Но если королевой бала станет Ребекка – вряд ли граф захочет в нее влюбиться, а значит, никакого разочарования не будет! Это же выгода со всех сторон, с какой ни посмотри!
- Ладно, видимо, придется так и сделать, - проворчал Герберт, уступая. – Иначе ты обязательно попытаешься уговорить отца выбрать ритуальной жертвой свинью. Чтобы он не страдал от крушения своих надежд, когда не сможет в нее влюбиться.
Когда двое вампиров вернулись в замок, Герберт тут же получил нагоняй – но вовсе не от отца, как можно было бы ожидать.
Стоило графскому сыну оказаться в своих покоях, как на него едва ли не набросилась рыжеволосая девушка, в одной руке у которой была швабра, в другой – ведро с водой.
- Вы посмотрите, сударь, во что вы превратили свою комнату! – говорила она. – Ведь это была единственная чистая комната во всем замке! У вас нет никакого уважения к раритетам, молодой господин!
- Агнешка, да не кипятись ты, - Герберт выглядел смущенным, хотя смущаться простой горничной ему вовсе не полагалось. – Ты же привела все в порядок, взгляни, здесь все так и сияет чистотой. И это всего-то за несколько часов, что меня не было в замке!
- Да, сияет, - отвечала Агнешка. – Благодаря мне, а вовсе не вам, молодой господин. Мало того, что ваш отец сделал меня уборщицей в замке, обитатели которого ненавидят чистоту, так вы еще и лишили меня единственной комнаты, где я могу проявить свои таланты! В общем, либо выделяйте мне собственные покои, где я могла бы убираться, либо оставляйте мне ключ, чтобы я могла войти к вам в любое время ночи и дня, либо больше не ведите себя так!
- Агнешка, а ты ведь не сердишься, - заметил Франц. – Ты просто любишь показывать, что чего-то стоишь, даром что горничная.
- Чего-то стою? – усмехнулась Агнешка. – Рада, Франц, что хотя бы ты так считаешь. Может, мне к тебе на службу пойти? Ты ведь дворянин, в конце концов! Потомок знатного французского рода… не вовремя ставший закуской повелителя.
Расхохотавшись, Агнешка убежала. Франц смотрел ей вслед и думал, что меньше всего на свете она похожа на вампира. Трудно представить себе вампира, у которого все лицо усыпано веснушками.
Вопреки опасениям Герберта, отец не разгневался на него, когда тот рассказал о безумной затее Франца.
- Этого следовало ожидать, - были слова Кролока. – Людям свойственно привязываться к своим семьям, и ничто так не выбивает почву из-под ног у смертного, как потеря близких. Разумеется, Ребекка не может стать королевой ежегодного бала, но она вполне подойдет на роль ритуальной жертвы в праздник Остеры, когда ночь и день становятся равны друг другу. Человек, который потерял вкус к жизни, уже принадлежит мне, даже если сам об этом не подозревает. До Остеры осталось не так много времени, а значит, скоро Ребекка займет свое законное место в мире немертвых… Но что это такое, Герберт?
Граф неотрывно смотрел на пятно крови, которой Герберт все же запачкал одежду во время охоты.
- Только не говори, что это человеческая кровь, Герберт! Уж я сразу отличу по запаху кровь свиньи! Не думал, что мой сын опустится до такого.
- Это я подговорил вашего сына, повелитель! – воскликнул Франц, который до того стоял рядом, опустив взгляд, как и положено слуге. – Старинные законы разрешают вампирам охотиться на животных, если поблизости нет людей! А их все равно что нет, вы же знаете…
- Люди поблизости есть, Франц, - голос Кролока был тихим, но у живого человека от него мурашки забегали бы по коже. – Они пытаются защититься от нас чесноком и распятиями – но они рядом с нами, а значит, это не тот случай, который предусмотрен старинными законами.
Он вновь обратился к сыну.
- Всякую мелочь можно и простить за то, что пренебрегает законами, - почти прошипел он. – Но высший вампир должен быть хранителем традиций. Иначе наш народ окончательно превратится в стадо зверей, для которых существуют лишь инстинкты. Теперь оставь меня и уведи мальчишку.
Оставшись наедине с собой, граф едва удержался, чтобы не ударить с размаху кулаком в стену. Вот уже и Герберт забыл о своей гордости, поддавшись примитивным желаниям. Повелитель вампиров не старился с годами – но это не означало, что когда-нибудь его не проткнет осиновым колом какой-нибудь охотник. Если это случится, сможет ли Герберт занять его место?
Была и еще одна причина, вызвавшая ярость графа, но в ней Кролок не признался бы даже самому себе. «Чем выше положение демона в иерархии ада, тем более велики его мучения». За все приходится платить, Кролок понимал это. И потому никогда не поменялся бы местами с низшим упырем, даже если бы какой-нибудь наглец ему это предложил. Никогда не поменялся бы… Но как же во рту все горит… Если верные рабы смотрят на тебя как на божество – это вовсе не значит, что тебе пить не хочется!
Ребенок неотрывно смотрит на пепелище, которое совсем недавно было домом. И жили в этом доме обычные люди, веселые и трудолюбивые. А теперь этих людей больше нет, и виноваты в этом нечистые твари, называемые вампирами.
По щекам ребенка бегут слезы, но спина остается прямой, а губы шепчут слова клятвы:
- Отец, матушка, вы будете отомщены. Возможно, я погибну, выполняя свою задачу, но и упырей убью столько, сколько смогу. Я вам обещаю.
Затем детская фигурка поворачивается и уходит, не оглянувшись назад.
Воспоминания нахлынули на Анджея, когда он увидел здание, что было когда-то деревенским трактиром. Ему уже приходилось слышать, что этой зимой на селение напал вампир, который соблазнил и погубил дочку трактирщика - но к такой картине он готов не был. Казалось, здание трактира само стало обиталищем упырей. Стены покрывала паутина, а дверь, казалось, вот-вот развалится. Зато, стоило Анджею оказаться внутри, как он едва не задохнулся от запаха чеснока. Все стены были увешаны оберегами, которые, судя по всему, для вдовы трактирщика были гораздо важнее замков.
Вопреки его ожиданиям, в зале было не совсем пусто. За одним из столов расположилась компания пьяниц, для которых, похоже, выпивка была гораздо важнее безопасности.
- Слушай, а ведь это чужак, - проговорил один из них, глянув на Анджея. – Давно их тут не было.
- Глядишь, еще и охотник на вампиров, - добавил другой. – Зимой вон приезжали двое, так трактир с тех пор без хозяина остался. И без его дочки, что самое главное.
- Ты еще служанку забыл, - отвечал первый. – Магда-то хозяина к себе не подпускала при жизни, так он и решил ее после смерти забрать. А началось все с тех двоих чужаков.
Анджей и понять ничего не успел, когда руку ему обожгла боль. Тут же звякнул упавший на пол разделочный нож, который метнул в него пьяный крестьянин.
- Да что вы творите, негодяи! – раздался женский визг. – Я не потерплю такого у себя в трактире! А ну вон отсюда!
Но вошедшие в раж посетители вовсе не собирались слушать хозяйку и явно были готовы прикончить Анджея. Похоже, тут считают, будто чужаки приносят несчастье… А у него все оружие – в вещевом мешке за спиной, да и как он будет протыкать людей осиновыми кольями?
- А ну стойте! – услышал Анджей очень знакомый голос.
На пороге появилась та странная девушка Сара, с которой он расстался несколько дней назад. Сейчас Сара держала в руке распятие, подняв его высоко над собой, и на фоне уже загоревшихся звезд была похожа на ангела, спустившегося с Небес.
- Слушайте каждое мое слово, - заговорила Сара. – Немедленно покиньте этот трактир и не возвращайтесь сюда никогда. Иначе моя кара обрушится на вас, и вы пожалеете, что появились на свет.
Двое выпивох поспешили убраться восвояси, причем через окно, поскольку дверь загораживала Сара. Разумеется, они узнали дочку трактирщика, которая не принадлежала больше к миру живых. А сами они вовсе не горели желанием к ней присоединяться. О том, что немертвым полагается бояться распятия, эти двое в подпитии просто забыли.
- Сара… - из тьмы выступила женская фигура. – Дочка моя… Жива… Войди же, не стой на пороге!
- Матушка, я здесь! – Сара бросилась в объятия Ребекки. – Ты цела, ты меня помнишь…
Пять минут спустя Сара вспомнила, что Альфред все еще стоит на улице, поскольку вампир не может войти в дом без приглашения.
- Матушка, знаешь, со мной мой супруг, - поспешно заговорила она. – Ты с ним немного знакома, это Альфред, который приезжал сюда зимой. Он помог мне бежать из замка, куда меня затащил упырь, и теперь мы будем жить с ним в Кенигсберге. Нет, не с упырем, а с Альфредом, конечно. Прости, что только сейчас удалось к тебе вернуться…
- Так что же ты держишь господина Альфреда за дверью, дочка? – удивилась Ребекка. – Скорее зови его сюда! А я зажгу свечи – сегодня в наш дом вернулась радость!
Похоже, Ребекку и в самом деле ослепила радость от возвращения дочери. Она не замечала, что ее гости не отбрасывают теней, ее не насторожило, что оба отказались от предложенного ей угощения, сказав, что уже ужинали. В результате все угощение досталось Анджею. Рану ему Ребекка перевязала бинтом сразу же, как только закончила обниматься с Сарой.
Тем не менее, Анджей продолжал наблюдать за всем, что творилось вокруг. Он уже знал, что его странные знакомые не отбрасывают тени и не едят, но не мог причислить их к вампирам, поскольку сам видел распятие в руке у Сары. И оберегов, развешанных по стенам, эти двое явно не боялись.
Объяснялось же это очень просто: стремясь обезопасить себя, Ребекка набрала таких редких и мудреных оберегов, что ни Альфред, ни Сара даже значения их не знали, более того – даже не поняли, что перед ними сильнейшие обереги, которых нежити положено бояться.
Тем временем в замке шла подготовка к воплощению плана Франца и Герберта. Вот только никто из них не предполагал, что этот план будет воплощен подобным образом. Не предполагали этого и прочие вампиры, поскольку знали, как их хозяин чтит древние традиции. Сейчас же традиции попирались совершенно безжалостно.
- Мы все знаем, что добыть человека в здешних краях в последние десятилетия стало почти невозможно, - говорил Кролок. – Как только угасает последний луч солнца, люди закрываются в своих домах, где каждое окно завешен чесночной гирляндой, а каждую спальню защищает распятие у изголовья кровати. Но у нас будет шанс, если мы нападем внезапно, когда люди становятся беспечны и самоуверенны. Если мы нападем при свете дня.
Он сделал паузу, но подданные, внимавшие его речи, не осмелились ни словом выразить свое удивление. Только один всхлип раздался в тишине. Взглянув в ту сторону, Кролок узнал одно из своих первых творений – упыря, которого он обратил в первые недели своего посмертного существования. Это и вправду было жалкое существо – похожее скорее на гаргулью, чем на человека, передвигающееся на четвереньках, лишенное дара речи, да еще и трусливое вдобавок. Правду говорят люди – первый блин комом. На глаза другим вампирам упырь старался не попадаться, прятался по углам и закоулкам замка, если только хозяину не было угодно его призвать. Угощение на ежегодном балу этой твари перепадало редко, так что упырь совсем ослабел и вряд ли мог сражаться. А потому Кролок немедленно велел ему убираться, чтобы не мешал собранию. Франц тут же поспешил увести нарушителя дисциплины…
- Да, наши силы убывают с первым лучом солнца, становясь равными человеческим, - продолжал граф. – Но неужели здесь собрались одни трусы, которые боятся вступить в бой с противником, равным им по силе? Неужели для вас ничего не значит эффект внезапности и численное превосходство? Неужели, наконец, здесь нет мужчин, умеющих драться? Тогда могу сказать, что вы достойны презрения.
- Но, повелитель, - раздался нерешительный голос. – А как же наши слабые стороны, которые останутся с нами, дав людям преимущество?
- Какие еще слабые стороны? – Кролок нахмурил брови. – Невозможность войти в дом без приглашения? А зачем это нам, если мы возьмем добычу посреди улицы? Невозможность пересечь текущую воду? А где вы тут поблизости видели реки? Единственное препятствие для нас – это гирлянда чеснока, с которой наша будущая жертва не расстается. Но ее может сдернуть Куколь, пока остальные будут отвлекать внимание. Будут ли возражения? Возможно, кто-то против?
Герберт едва сдержал усмешку. Возражать его отцу в замке не осмеливался никто и никогда.
Наутро Анджей попрощался с хозяйкой трактира и со своими странными спутниками. Нужно было двигаться дальше, чтобы выполнить свою задачу. Он уже убедился в том, что Альфред и Сара не представляют опасности – а значит, можно было отпустить их с миром.
Ребекка вышла проводить гостей. Теперь ее дочка будет в безопасности, ведь Кенигсберг далеко отсюда, и никакие упыри до него не доберутся. Сама же Ребекка не хотела покидать деревню, где прошла почти вся ее жизнь.
Но не все пошло так, как предполагали гости Ребекки. Не успели они толком попрощаться, как Ребекка издала отчаянный крик. Какое-то существо, лишь отдаленно похожее на человека, сбило ее с ног. В следующий миг Ребекка узнала Куколя, чьи руки тянулись к ее шее.
Анджей среагировал мгновенно. Бросившись на горбуна, он вцепился в него намертво. Затем, схватив противника за запястья, одним движением заломил ему руки за спину. Анджей умел драться, иначе его уже давно не было бы в живых – если учесть, какой работой он занимался.
Конечно, Сара не могла не узнать Куколя. Узнала она и остальных врагов, что повыскакивали изо всех углов, окружая их. Не теряя времени даром, девушка вытащила распятие из вещевого мешка. Это заставило врагов попятиться, но тут же распятие у нее из рук выбил противник, подкравшийся сзади. Очень знакомый голос прошептал Саре в ухо:
- А вот это очень нехорошо, девочка. Родного отца нужно слушаться, нужно делать так, как он говорит...
Исходящее от распятия сияние заставило Альфреда упасть на землю, но стоило ему увидеть, как Сара дерется с напавшим на нее Йони Шагалом, как сил у него прибавилось. Во всяком случае, их оказалось достаточно, чтобы оттащить Йони от Сары. Теперь эти двое боролись на земле, превратившись в один клубок.
Очень скоро Анджей понял, что этой битвы им не выиграть. Слишком много было противников, а их – только четверо, причем драться всерьез умел один Анджей. Односельчане Ребекки отнюдь не торопились на помощь. Видимо, слишком привыкли полагаться на чеснок и крепкие ставни – и отвыкли защищать себя сами.
Другого выхода у Анджея не было.
- Оставьте в покое старуху, - сказал он. – Возьмите меня. Вам ведь нужна юная девушка. Эта старуха – женщина, но вовсе не юная. У нее слабое сердце. Откуда вы знаете, что она не умрет прежде, чем ваш повелитель успеет вонзить в нее зубы. Я мужчина, но я молод, и кровь у меня горячая. Чем же я хуже, если в каждом случае выполняется только одно условие?
Герберт отвлекся от холста, на котором пытался изобразить лунный пейзаж, и перевел взгляд на Анджея, которому явно было нечем заняться. Да и вряд ли для Анджея могло найтись занятие в замке вампиров. Кроме разве что одного, которое обязательно стоило бы ему жизни.
Анджей был охотником на вампиров, и это выяснилось в тот же день, как войско отца взяло мальчишку в плен. Но охотники на вампиров появлялись в замке не впервые, а потому, как только Куколь под личным наблюдением Кролока отобрал у юноши все снаряжение, Герберт потребовал себе новую игрушку взамен Альфреда. Нет, он не собирался кусать Анджея, ведь тот должен был стать ритуальной жертвой в ночь Остеры. Если это случится – вампиры одержат новую победу, сделав охотника своим сторонником, послушным рабом графа. Правда, Альфреда и Сару трудно было назвать послушными рабами – но, возможно, это потому, что отец дал им уйти из замка? С Анджеем же никто не станет экспериментировать.
Герберт задержал взгляд на шее юноши. Не может быть, чтобы его до такой степени соблазняла кровь этого парнишки – ведь они с Францем и Магдой совсем недавно совершали вылазку в лес. Правда, у вампира могут быть другие причины желать человеческой крови… Нет, он ведь безответно влюблен в Альфреда. Если бы не Сара с ее крестом, Альфред не ушел бы от него в деревне. Или все же ушел бы? Может быть, внутренняя пустота, которая каждый раз завладевает его отцом после обращения очередной юной девушки – это плата за насилие?
Сын графа не понимал, что с ним творится. Раньше его никогда не беспокоили вопросы морали.
Нет, бессмысленно лгать самому себе. Анджей привлекает его, а он лишен возможности даже сказать ему об этом – парень сразу же запаникует, как Альфред.
- Почему ты не дашь мне уйти? – спросил Анджей.
- Ты знаешь, почему, - отвечал Герберт. – Потому что ты можешь попытаться убить всех нас, стоит тебе получить свободу.
- Это единственная причина?
- Да, - резко ответил Герберт. – Не будь ты охотником – я отпустил бы тебя давным-давно, чтобы ты не маячил у меня перед глазами.
Вот этот заносчивый вампир и выдал себя. Анджей не знал, хорошо это или плохо. Он с первого дня заподозрил, что Герберт к нему неравнодушен. И теперь представить себе не мог, как повернется дело, если Герберт узнает его тайну, о который не подозревал никто из людей и никто из вампиров.
@темы: Бал Вампиров, Фанфикшн